Жизнь в женской колонии под Волгоградом: откровения осужденных учительницы, врача и сироты о наркотиках и аду

Сегодня, в Международный женский день, «Блокнот Волгоград» расскажет о тех женщинах, которые забрели не на ту дорогу и оказались в колонии общего режима. Мы подготовили три истории: юной Вари, молодой мамы Марии и взрослой, ожидающей внуков, Елене. Как они оказались здесь? О чем думают? В чем раскаиваются? Как строят свой быт? Что мечтают сделать, когда выйдут на свободу? Обо всем этом узнал наш корреспондент.

Путь в колонию

Для создания статьи фотограф и журналист «Блокнота» на машине отправились в исправительную колонию №28 Ленинского района Волгограда. Нас сопровождали сотрудники УФСИН. В пути они отмечали особенности того места, в которое мы едем, объясняли правила пребывания и делились впечатляющими историями из мест заключения свободы.

В колонию запрещено брать с собой продукты, мобильные телефоны и в принципе любую технику, даже наушники. Для записи интервью мы купили отдельное звукозаписывающее устройство (Прим. Обычно для этого используем встроенный в телефон диктофон) и утвердили его использование с начальством колонии.

Вход – строго по паспортам и разрешениям. Есть два пункта КПП. Самый строгий – на входе в колонию. Там – металлоискатели и человек, проверяющий карманы и запазухи.



Особенности территории

Территория колонии огорожена высоким забором с колючей проволокой. Ее охраняют сотрудники УФСИН. Среди них есть и женщины, и мужчины.



Атмосфера и организация внутри чем-то похожа на детский лагерь: три общежития, столовая, библиотека, актовый зал, и швейный цех. Еще есть православная церковь и плац для построения на вечернюю и утреннюю проверку с разлинованным асфальтом.



На территории стоят самодельные скульптуры: дельфины, птицы, какие бывают во дворах многоэтажек и детских садах. На клумбах – кустарники, завернутые в утепление на зимовку. Видно, что за растениями ухаживают.

Как устроено общежитие?

В общежитиях есть комната для хранения продуктов, раздевалка, кухня, туалеты и умывальники, комната отдыха с телевизором, комната с проводными телефонами для общения с родными, и спальня на примерно 50 человек.



Возле каждой кровати есть тумбочка, табурет. Тумбочки соседки делят между собой и хранят там косметику, тетради, книги.



Осужденные не могут самостоятельно выбрать место для сна, существует определенный порядок, по которому они ложатся. Ближе к входной двери укладывают спать неблагонадежных: тех, кто либо может сбежать, либо себе навредить.



На кроватях закрепляют именные таблички с годом рождения хозяйки и указанием статьи, по которой она сидит. Больше половины статей, по наблюдению нашего корреспондента, это 228 (наркотики).



Сотрудники приходят проверить, все ли в порядке с осужденными, раз в час.

Работа в цеху

Основное место труда осужденных – швейный цех. Он располагается в отдельном здании. В цеху шьют военную форму по госзаказам. Там всюду лежат полотна ткани, выкройки. Стоит рабочая атмосфера.



Женщины получают деньги за свою работу. В среднем, 8-10 тысяч рублей в месяц.

Питание в колонии 

Питание осужденных производится за счет тюрьмы три раза в день. На заработанные деньги они могут купить дополнительно продукты и средства личной гигиены в магазинчике, который располагается здесь же. Цены на товарах не указаны. Нам сообщили, что листок с ценами есть в каждом отряде и периодически он обновляется.

Как устроен актовый зал в клубе?



В актовом зале довольно просторно. Там есть сцена, кулисы, музыкальная аппаратура, микрофоны. Для праздников девушки разучивают песни, готовят номера, оформляют стенгазеты, создают декорации. Именно здесь "Блокнот" и пообщался с нашими героинями. 

Мария, молодая мама. Врач-педиатр

- В прошлой жизни – я врач-педиатр по образованию. Я сама из Москвы. Как оказалась в Волгограде, честно говоря, понятия не имею. За два года до того, как оказаться в тюрьме, я переехала жить в Крым, к родственникам. И пошла не в том направлении… У меня статья 228.



- С чем именно было связано ваше преступление?

- С распространением наркотиков. Сама я ничего не употребляла, но занималась распространением. Работала оператором в интернет-магазине. Тогда был ресурс один по продажам. Там я проработала два года.

- Что вы чувствуете, когда вспоминаете о том периоде своей жизни?

- Чувство стыда. Я очень раскаиваюсь.



- Вы осознано туда пошли работать? Понимали, что там происходит?

- К сожалению, да. Понимала. У меня просто с наркотиками был связан бывший муж, и когда я рассталась с ним, были проблемы с финансовым положением. За семь лет брака с ним мы нажили очень много долгов, микрозаймов, все это нужно было отдавать. Зная от мужа, где все это можно приобрести, я зашла на сайт и устроилась там работать.

- Вы пробовали поделиться с кем-то своей проблемой?

- Тогда казалось, что я единственная на весь белый свет с такой проблемой. Конечно, потом понимаешь, что так у многих. Когда попадаешь в такие места, понимаешь, что все абсолютно однотипно.



- Вы сразу после суда оказались здесь?

- Сначала, пока шли разбирательства, я просидела в СИЗО два года, в Крыму. И вот если на земле где-то есть ад, то он там. Это для меня было очень сложно. Там замкнутое пространство. Ты там сидишь 24/7 и никогда не выходишь на улицу. Плюс, суды у меня были очень редкими. Иногда я по три месяца не выходила из камеры.



- Сколько человек было в камере? Как складывалось ваше общение?

- В камере нас было шестеро. Постоянное каждодневное тесное общение. Мы были постоянно друг с другом рядом-рядом.

- В СИЗО можно было помыться? Встретиться с родственниками?

- У нас баня была один раз в неделю. Горячей воды никакой не было, был только кран с холодной водой. Вот так вот мы и сидели два года. Даже вспоминать не хочется.

Встречаться с родственниками там было нельзя. Мама приезжала только на короткие свидания через стекло.



Когда у меня уже сюда, в колонию, на длительное свидание приехал папа, я прям плакала у него (Прим. на руках) суток двое, потому что нужно было все это выплеснуть.

- Как вам условия этой колонии, по сравнению с СИЗО?

- Я очень ждала, когда я приеду сюда (Прим. в колонию общего режима), потому что здесь можно выйти на свежий воздух, походить, подвигаться и реализовать себя хотя бы в чем-то.



- Вы находите в стенах колонии применение своим навыкам медика?

- К сожалению, вообще не нахожу. И это вообще печально. Конечно, большим разочарованием для меня было, что мне нельзя здесь читать медицинскую литературу.



Потому что мне сказали: «Ведь ее будешь читать не только ты. Кто-нибудь попросит эту книжку и займётся самолечением». В принципе, я согласна, да. Так оно и будет. Но… мне-то что делать?

- Вы работали по профессии до заключения?

- Да, когда я жила в Москве, я работала по профессии в поликлинике участковым педиатром. В Крыму с профессией не срослось несмотря на то, что она вроде бы востребована. Им там был нужен врач-реаниматолог, но я не могла работать со взрослыми. У меня другое образование.



- Чем вы занимаетесь здесь? Вам нравится шить?

- Если честно, шить мне не очень нравится. Для человека, который всю жизнь занимался умственным трудом, постоянно учился, тяжело переходить на физический. Сейчас ты часами сидишь, шьешь и голова у тебя пустая - это не очень здорово.

- Сколько часов у вас в день уходит на шитье?

- 8 часов. Рабочий день, обычная смена. Слава богу, не больше.



- О чем вы думаете, пока прошиваете эти строчки? Вы можете петь, пока шьете?

- Петь можем, только я вот не очень хорошо пою. В голове прокручиваю много чего. Например, я освежала в памяти английский. Мешает только то, что играет музыка, которую я не очень люблю, радио. Ты не можешь никуда уйти от него. Беруши помогают, но не очень. Да и, к тому же, надо слышать, если тебя вдруг позовут. Но, в целом, нормально. Я уже привыкла.




- А какие книги вы сейчас можете читать?

- Любые, кроме профессиональных. У меня мама преподает йогу. И вот на воле у меня не было времени позаниматься этим как следует, а здесь - появилось. Мне мама все эти книжки передала, сейчас я читаю литературу по восточной философии и занимаюсь йогой сама каждое утро.



- Кто вас ждет дома из семьи? Есть дети?

- Да, у меня есть сын - Таймас. Он сейчас в Крыму вместе с моей мамой и моим папой, достраивают там дом. Все у них прекрасно и замечательно. Мне вот только сейчас нужно досидеть и вернуться. Окончание срока у меня в 2026 году, но я рассчитываю на условно-досрочное. УДО у меня в 2024.



- Вам удается видеться с сыном?

 - С сыном мы по видеосвязи общаемся. Он не знает, естественно, где я. Ему говорят, что я в Москву уехала. Конечно, я представляю, что в его глазах все это выглядит странно. До этого мы с ним семь лет так бок о бок жили, и я не оставляла никому его никогда, а сейчас вот – уехала.



- Он скучает по вам? Вы хотите ему рассказать правду, когда он подрастет?

- Да, он очень скучает и каждый Новый год пишет письмо Деду Морозу, чтобы мама пришла. И в очередной раз, когда этого не произошло, он задал мне вопрос: «Мама, а где ты?». Я ему говорю: «Сынок, давай договоримся так: мы с тобой на эту тему говорить не будем, но, когда я приду, я тебе все расскажу честно».



Ведь, когда я освобожусь, будет понятно, сколько ему будет лет и какую информацию он будет способен понять. И еще, знаете, дети они же скучают тогда, когда у них есть много свободного времени. А моя мама сейчас занимается его воспитанием. Он и на гитаре играет, и рисует. За это я не переживаю, Слава Богу. Хоть за что-то можно не переживать.





- У вас были и есть какие-то увлечения, помимо медицины?

- Я люблю очень музыку в целом, особенно электронную, танцевать люблю, рисовать. Когда у меня был сын еще маленький, я рисовала красками на стенах. Прямо гуашью. Не сама, правда, придумывала, а срисовывала картины.



И мне шить нравилось. Я любила переделывать одежду. Брала, брюки, например, и смотрела, что я хочу в них изменить. Допустим, здесь - хочу заузить, здесь - карманы сделать. Я сама это все придумывала и делала. Сыну как-то сделала костюм Бэтмена. Но здесь – другое. Там для тебя шитье – это творчество, а в колонии – конвейер. Ты сидишь, и прокладываешь строчку, строчку, строчку. Ничего интересного. И так уже полтора года.

- Вы хотели бы вернуться к профессии врача после того, как выйдете?

- Да, конечно. Я только этим и живу.



- Вам не страшно, что из-за бэкграунда, связанного с 228, не получится снова реализоваться в педиатрии?

- Я думала об этом. Конечно, страшно. Но тут два фактора играют роль. Первый: это то, что я уже 3,5 года здесь и 3,5 года я уже никакого отношения к медицине не имею. И все-таки мне кажется, что как начну читать книги и мозги вспомнят. Второй момент: судимость. Мне кажется, что какие-нибудь частные медицинские центры могут взять. Или, знаете, СВО (изменено), в конце концов идет. Может в каких-то сельских местностях что-то по работе и будет.



- Как альтернативу не рассматриваете - стать инструктором по йоге?

- Рассматриваю тоже. В планах: достроить дом и сделать там частный медицинский центр. Мама там будет заниматься йогой, я буду все это как врач преподносить, папа тоже что-нибудь будет делать, потом и подтянется мой сын. И будем жить в Крыму, все на берегу моря. Прекрасно.



- Что для вас главное в жизни?

- Семья.

Елена, 45 лет. Учитель

- По профессии я – учитель с 17-летним стажем. Статья у меня 291 часть вторая – взятка. Я из Волгограда. Преподавала организацию движения поездов в техникуме. У меня первое образование высшее – Московский железнодорожный университет. Второе образование - педагогическое. Я всегда мечтала стать учителем.

- До этого вам случалось иметь проблемы с законом?

- Нет, такое произошло в первый раз. Дорогу в правильном месте перехожу.



- Почему это случилось?

- Можно я не буду на это отвечать?

- Можно. Это ваше право. Как здесь сейчас обустроен ваш быт?

- У нас есть общежитие. Я проживаю на втором этаже этого общежития. Я рада, что это называют не бараками, а именно общежитиями. Там прямо вывеска висит на этом здании.

Санитарные условия прекрасные: у нас есть душевые, комната гигиены, туалеты не на улице. У нас есть кухня и комната, в которой мы можем хранить продукты, которые закупили впрок.



- Чем вы занимаетесь в колонии?

- Работаю я здесь швеёй. Освоила здесь для себя новую профессию, выучилась в местном ПТУ на оператора машинного швейного производства.

- Вам нравится шить?

- Да, мне понравилось шить. И я решила для себя изучить, как правильно шить брюки. Я интересуюсь, мне дают операции постепенно усложняя. Я, конечно, не самая скоростная швея, но обстоятельно к делу подхожу и мне очень нравится.



- Есть время заниматься чем-то, кроме основной работы?

- Здесь есть у нас библиотека. Мы ходим в туда и организовали свой клубик «Литературная гостиная». Мы там собираемся с девочками, разбираем книги: и классическую, и современную литературу. У многих девчонок молодых привили любовь к чтению. Я считаю, что даже если ты в тюрьме находишься, это не значит, что не надо учить малышню.



- Получается, вы продолжаете свою педагогическую деятельность в каком-то плане?

- Да, почему нет? Если девчонки обращаются с вопросами, например: «Тёть Лен, а что вы там читаете?», то я с удовольствием расскажу. И после многие девчонки с удовольствием берут эти книги. Теперь их не пугает термин «классическая литература», потому что есть много интересных писателей-классиков.



- Можете назвать ваш топ-5 книг, из тех, что вы успели прочитать в колонии?

- Знаете, самая любимая книга, настольная книга, которую я прочитала еще давно – Макаренко, «Педагогическая поэма». Она на меня произвела неизгладимое впечатление. Из нее очень много можно почерпнуть даже при том, что этот человек писал в советское время. Это та книга, которая всю жизнь со мной прошла. Тем, кто хочет заниматься с детьми, ее обязательно нужно прочитать. Там все приемы, советы, которые работают. 



Здесь открыла я для себя заново Мамина-Сибиряка. Прочитала его книгу про золотоискателей - «Золото». Заметила, что классическая литература в 20 лет – это одно, а классическая литература сейчас, в моем возрасте, имеет уже другое, новое значение.

Ремезов - «Вечная мерзлота». Это книга о том, как строили железную дорогу в условиях крайнего-крайнего севера. Про судьбы людей, которые проходили через ГУЛАГ.

Еще одного писателя для себя открыли – Салтыков-Щедрин. У нас как раз в воскресенье будет с девочками занятие, я подготовила про него материал. Оказалось, что он очень интересный человек.



- Кто вас ждет дома?

- У меня есть сын, 22 года ему. И внуки, надеюсь, скоро будут. Сейчас он вернулся из армии и работает. У нас династия железнодорожников. Как назло, все сложились обстоятельства так.



- Он часто приезжает к вам?

- Сейчас он занят работой, поэтому я его не прошу часто приезжать, но мы каждый день на связи. Разговариваю с ним в обеденный перерыв. Он мне рассказывает, какие станки освоил. Мне все это интересно. Сами понимаете: «мать-училка – горе в семье».



- Чем планируете заняться после освобождения?

- Я всегда работала на кого-то: в техникуме, на железной дороге. А тут я решила, что надо попробовать поработать на себя, освоить может другие профессии. Я понимаю, что у меня и возраст, и судимость, поэтому, когда я выйду, работодатели не будут в очереди стоять за мной. Я не планирую опускать руки. Возможно, займусь теплицей или поеду в Москву. Сестра туда зовет. Конец срока у меня в следующем году. Постепенно я готовлюсь к освобождению: и физически, и морально.



- Что для вас главное в жизни?

- Семейные ценности. Мне кажется, что я, когда много работала, не додала сыну, родителям. Все силы тратила на работу. Все эти мелочи, когда ты бежишь и не замечаешь, понимаешь, что они важны.

Валя, 25 лет. Строитель

- Этим начал заниматься мой молодой человек, чтобы и заработать, и иметь близкий доступ к соли. Он употреблял и сам. Я говорила ему: «Может быть не надо?», он – «Нет». Вот так и происходит, мужчина же идет, не смотрит вокруг, а ты идешь за ним. Вот так и прожили года два.



- Вы и сами стали промышлять? Вы проходили по статье как соучастник?

- Ну, я просто с ним была рядом и знала о том, чем он занимается. В нашем законодательстве этого достаточно. Написали, что преступление совершено группой лиц, роли не расставлены.



Я была просто домохозяйка, кушать ему готовила. Заключили на срок – 8, 5 лет и меня, и его. День в день.

- Вы сейчас поддерживаете общение?

- Да. Он сидит в колонии здесь, недалеко, в Суровикино. Он значительно поменялся в лучшую сторону. Мы не видимся, но переписываемся настоящими письмами.



- Дома вас кто-то ждет?

- Никто, я – сирота. И он – тоже. Мы из одного детского дома. Мне помогает одна женщина – мать моей подруги. С ней близко общаемся и тоже переписываемся. Она говорит: «Ну, тебе уже можно писать книжки. Ты очень грамотно ставишь речь». И спрашивает: «Коле нравится? (это муж мой)». Я говорю: «Да. Он как раз и составляет из моих писем книжки». Вот так шутим.



- Вы пересмотрели свои взгляды на жизнь здесь?

- Да, конечно. Очень легко понимаешь, когда твоя жизнь кардинально меняется. Свобода, это, на самом деле, очень многое значит для человека. А ценить ты это начинаешь только тогда, когда это теряешь. На воле ты эту ценность не замечаешь, думаешь: «Ну, встал с утра и встал с утра. Зачем это?». А здесь – я понимаю, что мне сейчас 25 лет, у всех моих подруг сейчас уже и дети, и семья, а я – здесь. Они смеются и мне говорят: «Валь, ну как так?».



- Чувствуете вину за содеянное?

- Да. Я считаю, что у каждой, кто здесь сидит, есть своя доля вины. Просто эта доля вины по-разному определяется. Ты не должен чувствовать эту вину перед кем-то, ты должен ее чувствовать прежде всего перед самим собой. Ты ведь погубил свою жизнь. Ты виноват перед собой. Если ты ценишь свою жизнь – ты что-то изменишь, чтобы больше здесь не оказаться.



- Вы сами употребляли? Когда оказались здесь, была ли ломка?

- Ломки не было. Ведь химические наркотики практически не вызывают физиологической зависимости. Там другое – психологическая зависимость. Ты получаешь удовольствие и хочешь еще. Но здесь я поняла, что нужно ценить другое, получать удовольствие от другого.



- От чего, например?

- Получать удовольствие от того, что ты встаешь, идешь на работу, и тебе нравится эта работа, нравится твое окружение.



- С вами здесь работал психолог?

- Нет, я не люблю психологов еще с детдома. Они часто, невольно возможно, могут обесценить твои проблемы. И здесь также. У меня недавно случилась беда – мой брат родной подписал контракт с ЧВК «Вагнер» и погиб. Он старше на 11 лет и в тюрьме оказался намного раньше меня. Психолог мне ничего нового не рассказала. Те вещи, которые сказала она, я считаю – не нужно говорить в данной ситуации. Поэтому мне проще поговорить о том, что болит, с обычными людьми, а не с психологами.



- Вы здесь нашли для себя близких людей?

- И да, и нет. Очень трудно здесь заводить близких людей, потому что срок разный. Люди уходят. Как по мне, человек, когда отсюда уходит, должен забывать это место. Помнить его только как урок.



- У вас была в колонии подруга, которая уже ушла на волю?

- Да. И я ей запретила писать письма, звонить, чтобы она построила свою жизнь на воле и не тратила свое время на это.



- Чем вы тут занимаетесь?

- Пою. Сначала шью, а потом пою, когда есть время. Много у нас мероприятий, очень интересно. Я пою не потому, что мне нужно поощрение, а потому что мне это нравится. Так я выражаю себя здесь. Да и образование музыкальное у меня есть. Я играла на скрипке.



- Что-то читаете?

- Да. Чаще всего читаю истории людей со сложными судьбами, как у меня. Мне нравится следить: откуда они находят силы, чтобы идти дальше. Бывает так, что человек оступился, но он встает и идет дальше.



Мне нравится читать книги, потому что я не хочу забыть о том, как общаться с нормальными людьми. Ведь тут у нас ограниченный социум. Люди приезжают, и я стесняюсь что-то просить о том, как на воле.



Чтение идет на пользу. Чтение, вокал. Ты развиваешь себя, а не стоишь на месте.

- А работа нравится?

- Работа – это интересно и неизбежно. Сейчас мы шьем военную форму и это очень много значит в данный момент для меня. Военный заказ, сроки очень сжаты, очень строгие. Мне нравится, что я делаю. Испытываю даже гордость, когда осознаю, что вещи, которые я сделала, будет кто-то носить.



- Вы рассчитываете на условно-досрочное?

- Нет. Я – реалист по жизни. Не могу на это рассчитывать.



- Что вы хотите сделать, когда выйдете на свободу?

- Я хочу работать и создать свою семью.



- Вы хотели бы продолжить жизнь с тем молодым человеком, который вас сюда привел?

- Да, я верю в него. В него должен кто-то верить. Он каждый день просит прощение за то, что я здесь.


Татьяна Шмуренко

Новости на Блoкнoт-Волгоград