«Бабушка отравила российских военных пирожками ради ВСУ»: волгоградец о диверсиях, тату нацистов и пленных на СВО

Роман Дьячков до недавнего времени помогал землякам решать их юридические проблемы в качестве председателя общественной организации «Волгоградская коллегия правовой поддержки населения». Однако с началом спецоперации решил, что на фронте он нужнее. И ушел добровольцем. Как там — «за ленточкой», и что представляет из себя жизнь регионов, много лет боровшихся за воссоединение с Родиной, он рассказал «Блокноту».

День начала СВО — 24 февраля 2022 года — Роман помнит очень хорошо. Сомнений в том, что он примет участие в боевых действиях, у него не было. Отец Романа прошел «срочку» в Афганистане, затем, в составе органов внутренних дел — две чеченские кампании. Его сын проходил срочную службу, когда случился осетино-грузинский конфликт, но не сумел поучаствовать — все закончилось слишком быстро. Не зря события 2008 года также называют Пятидневной войной. 

— Я решил отдать дань уважения своим предкам, поэтому пошел добровольцем. Трехмесячный контракт заключил 2 сентября — до этого были некоторые сложности в понимании, каким образом можно вступить в ряды Вооруженных сил РФ, ведь была лишь стандартная процедура поступления на военную службу — и пробыл в зоне ведения специальной военной операции 72 дня — получил травму, сейчас нахожусь на лечении. В ближайшее время я отправлюсь на СВО, — поделился с «Блокнотом» Роман. 



Контракт Дьячкова с началом мобилизации стал бессрочным. Собственно объявление частичной мобилизации застало его «за ленточкой». Забавно, но немного грустно, что когда Роман уже был в зоне СВО, это упорно пытались мобилизовать. 

— Я заключал контракт с одним военным комиссариатом Волгограда, а мобилизовать меня решил другой. Пришли к моей матери, требовали меня. Она им объясняла, что я и так там, ушел добровольцем, но в военкомате работают люди недоверчивые. И, как показала практика, взаимодействие между комиссариатами даже одного города не налажено. В итоге, конечно, все разрешилось, но факт остается фактом.

С бюрократической составляющей участия в СВО все вообще было довольно непросто. Помимо «потерянных» бойцов, сложности у государственной машины раньше были и с выплатами. 

— Зарплаты действительно такие, как о них говорят — свыше 200 тысяч рублей. Однако в моем случае поступление на службу практически совпало с мобилизацией. Во всей этой неразберихе предсказуемо возникли сложности с получением зарплаты. В итоге после получения травмы, по возвращению в Волгоград, мне даже пришлось судиться. В итоге все, конечно, выплатили, однако жалобы военнослужащих год назад были небеспочвенны. Сейчас все наладилось. 



Однако все упомянутое — самая мирная и спокойная часть участия в СВО или любом другом вооруженном конфликте. Реальные боевые действия совсем не похожи на ролики про армию. 

— Быт, конечно, особенный. Землянку выкапываешь и обустраиваешь себе сам. В частности, покупаешь «буржуйку» у местных либо делаешь подобие их подручных материалов. Никаких гладковыбритых щек — импровизированный душ-то не всегда удается принять хотя бы потому, что лето не круглый год — купаться из бутылки холодно, — отметил Роман. — В город ездят за продуктами и предметами первой необходимости и не каждый день. Поездки совершаются на машине, купленной здесь же, в зоне ведения СВО. Естественно, никто автомобиль просто так не предоставит. Речь идет именно о сделках с местными, военно-транспортная обязанность не работает.



По сравнению с боевыми действиями, быт — это мелочи. Самым страшным Роман считает артиллерийский обстрел. 

— Когда ты отправляешься на СВО, конечно, предполагаешь увидеть трупы мирных, своих, противника. Это ожидаемо. Да и вооруженные конфликты сейчас не такие, какими мы привыкли видеть их в фильмах. Очень сложно сойтись с противником врукопашную — наверное, при штурме городов, но я в них не участвовал. Обычно сам находишься в лесопосадке, другая сторона — тоже, между вами — огромные расстояния. Или граната может прилететь с дрона, например, — отметил доброволец Дьячков — Меня лично больше всего шокировал артобстрел. У украинцев есть какие-то польские реактивные минометы. Обычный — это когда слышишь выход и понимаешь, что у тебя есть несколько секунд. А те, с которыми мы столкнулись, времени не дают. Остается надеяться, что снаряд не долетит. 85% отскоков уходят вперед, и если снаряд перелетел — осколков будет много. Я как-то вытащил странный, вроде бы титановый, осколок из бронежилета. Повезло. 



Артобстрел унес жизнь командира Романа. Мужчина отправился в соседний лагерь за ранеными — и не вернулся. 

— Предполагаю, что это были HIMARS. Помимо командира, погибли еще несколько человек. Одному офицеру оторвало ногу... Это жутко — вот ты только пообедал с сослуживцем, и его уже нет, — поделился Роман. — В тот же день, кстати, у нас случилась другая беда — коллеги ехали на легковушке в город в сумерках, естественно, без фар. Влетели под нашу же технику... Тоже были погибшие. 

Опасности подстерегают и во взаимодействии с местными. Жители новых регионов так боятся возвращения Украины, что решаются на бесчеловечные поступки ради спасения себя. 

— Ко мне как-то подошла бабушка в городе, подарила шампунь, попросила сделать все возможное, чтобы там, где мы находились, была Россия. Как я понял из разговоров с местными, в случае возвращения Украины всех, кто хоть как-то соприкасался с российской стороной, объявляется предателем и жестоко карается, — вспомнил Роман. — Чтобы этого избежать, «оправдавшись» в глазах второй стороны, решаются на различные диверсии — например, «угощение» наших военнослужащих отравленными пирожками. Эту историю я слышал лично. Кроме того, мне говорила наличии готовых вредить российским военнослужащим медсестра — такие, с ее слов, есть среди ее коллег. 



Что касается «настоящих» украинцев, с ними Роман толком и не общался. Беседы если и были, то весьма непродолжительные и формальные.

— Родной язык — русский, в том числе ВСУ, украинский выучили недавно, и то — скорее суржик. Большинство военнослужащих без опознавательных знаков, поэтому легко спутать, кто перед тобой. Кстати, украинцы даже используют это, чтобы обмануть наших. Россиянам же с аналогичными целями совершенно бессмысленно учить украинский — далеко не все россияне похожи на украинцев. Я, например, для украинца слишком смуглый, — удивил довольно неочевидным наблюдением Роман. — Что касается пленных, с ними разговоры не ведутся — сразу передаем военной полиции. Ну, и они сразу шелковые становятся — никто не стрелял и вообще совершенно случайно здесь оказался. Кто есть кто, понятно, когда они раздеваются — даже трезубец бывает очень разным и отражает взгляды человека. Однако все равно взаимодействие — строго в рамках действующего законодательства и международных Конвенций.

Россия — огромная страна, многонациональная. Сам Дьячков служил с дагестанцами. И даже в Дагестане не все говорят на одном языке (за исключением, разумеется, русского). 

— Народов много, у каждого свой язык, они друг друга не понимают. Зато у них есть общие шутки, понятные только им. Например, «ты недостаточно рыжий» или «лучше быть чернокожим в США, чем младшим сыном в Дагестане». Если они вдруг заговорят на украинском — украинцы все равно не поверят. 



Видел Роман и наемников. Это были поляки. Граждане других государств, по крайней мере, ему, не попадались. 

— На личном опыте — наемников из Великобритании, Франции, США, я не встречал. А вот поляков и правда много. Едут в основном за деньгами. Но в последнее время пылу поубавилось. Чтобы получить деньги, семье нужно тело. А тело наемника возвращать семье никто не спешит. Учитывая перспективу бросить своих близких без добытчика и денег, поляки на СВО больше не торопятся. 

Российские в прошлом наемники — ЧВК «Вагнер» — Роману тоже не знакомы. Оказывается, на СВО было негласное правило — Минобороны отдельно, ЧВК — отдельно. 

— Видеть я их, конечно, видел. Отметил вооружение — все самое современное. Но, как известно, в ЧВК было много осужденных. А у них есть понятие — БС, бывший сотрудник. В их парадигме с бывшим сотрудником нужно расправиться. Я, например, в числе БС — работал во ФСИН. Перспектива быть убитым своим же не способствует сближению. 



Готовясь отправиться обратно в зону ведения СВО, Роман решил поделиться своим опытом, чтобы мотивировать волгоградцев, мечущихся, стоит ли. 

— Важно понимать одну вещь — в настоящий момент контракт бессрочный. Остальное — личный выбор. А еще — шанс обеспечить семью, причем не только финансово. Отец-военнослужащий — это льготы, выбор садика и школы, доступное высшее образование для детей. И все это действительно работает.

Беседовала Дарья Воеводина

Новости на Блoкнoт-Волгоград