Откровенное интервью мамы погибшего на СВО 20-летнего волгоградца: «Учишься жить с тем, что уже не изменить»

Этот разговор был крайне непростым. Дать интервью, поговорить о себе, о своей боли, материнских переживаниях согласилась волгоградка Марина Данилина.

Мы очень благодарны ей за этот сложный разговор. И надеемся, что откровения нашей героини помогут другим, таким же простым мамам и женам, жизнь которых в один миг изменилась раз и навсегда.

Ермак Данилин героически погиб в зоне военной спецоперации, спасая своих товарищей. Ему было 20 лет.

Про поддержку

- Марина, расскажите, пожалуйста, как вас сейчас поддерживает семья, родные?

- Первый период, когда все произошло, все было как в тумане. Это состояние, первый месяц-два - реально как в тумане. Ты живешь в непонятном состоянии, утром встал…даже не могу объяснить. Это поймут только мамы, которые через это прошли. Вот они поймут, что я имею ввиду. Сейчас - каждый день борьба, борьба с этой болью, думками.

Конечно же, это муж. Если бы не муж, может быть, я бы не справилась, не знаю…Колоссальная поддержка от мужа, от мамы, от сына. И от психолога. Супруг не разрешает мне сильно плакать. Я стараюсь при нем не плакать. Кому нужна жена в слезах? Понятно, что и у него эта боль, и у меня. Когда дома нет никого, позволяю себе поплакать, фотографии Еремкины посмотреть, полистать.

- У вас остался единственный сын…

- Егору 17, он учится в медико-технологическом техникуме, на 2 курсе. Раздумывает по поводу института. Армии, скорее всего, у него не будет, после гибели в семье положена отсрочка. Но сказал: «Если придет повестка – пойду». Рваться – не рвется, но и не «отнекивается». А мне уже страшно, если раньше они росли, я считала, что оба мальчика должны отслужить обязательно. По Ереме было видно - ему нужна дисциплина. Когда пошел в армию, решил, что останется там. Он нашел себя там. Через 3 месяца приехал домой, и я совсем не узнала сына. Через каких-то 3 месяца! Мужественный, взрослый, рассуждения совсем другие. Уходил ребенком, а пришел мужчиной, взрослым. Сказал, что будет служить, не будет возвращаться. И вот так все и вышло.

Марина сначала отказалась от поездки на передачу 

Егор переживал, хоть и сильно не показывает это. И плакал. Просто мало показывает. Свою боль он по-другому выплескивает, с друзьями на улице, на хоккей ходит, в колледже. Меня жалеет, ляжет рядышком, поговорим с ним. Я ему говорю: «Сына, ты один теперь. И кнут, и пряник тебе за двоих». Так шутим. Где-то похулиганит, не без этого, где-то «двойку» получит – тоже отругаешь (здесь Марина смеется). А он отвечает: «Раньше, мам, мол, ты не так…». «Ну а теперь все. Ты теперь должен и учиться за двоих, и человеком стать за двоих, у нас одна надежда и опора, то теперь вас было двое, а теперь ты один», - напоминаю ему об ответственности.

Быть сильной несмотря ни на что – всегда

- Марина, расскажите о себе, чем занимаетесь, увлекаетесь, что любите?

- Люблю готовить, читать книги по эзотерике, психологии, гороскопы, из фильмов - фантастику про космос. То, что выше нашего разума, неизведанное нами, невидимо глазу, но так интересно, необычно. Да, есть у меня такое.

Еще много лет проработала кладовщиком, совмещали с мужем, ездили по командировкам. То он дома, то я, чтобы дети не оставались одни. Более 20 с лишним лет живем в Красноармейском районе Волгограда. Как поженились, так и переехали сюда. По образованию я референт делопроизводства, но никогда не работала по специальности. Сама не знаю почему. Даже не стремилась. Только отучилась – выскочила замуж. Родился Ермак. Потом Егор. Работала продавцом. Ну а после поехала по командировкам.

- Всегда считали себя сильной и открытой?

- У меня была онкология, которая подтвердилась, лечили, облучали, лысели, плакали… Но, когда заболела, сразу сказала: «Я буду жить!». Ни одной секунды не сомневалась в том, что что-то случится. Конечно, считаю, что я сильная, потому что через многое в жизни прошла, через болезни серьезные… И через все. В семье тоже было не все сладко.

Сейчас слабой быть вообще нельзя, ни в какой сфере, куда ни глянь, куда ни пойди, куда ни сунься, везде ты должна быть сильной! В семье, на работе - везде надо быть сильной. Как можно быть слабой? Я не знаю…

Вся семья Данилиных - детские фотографии

Открытой я была всегда, быстро нахожу контакт с людьми. Друзей немного, всего один-два человека. Это подруги. Не сильно кому-то доверяю. Зато очень много знакомых, приятелей, приятельниц.

- Какими качествами должен обладать сильный человек?

- Должен быть внутренний стержень, ни шагу назад, ни влево, ни вправо. Только если куда-то вверх (или как там правильно говорят). Вот прямо стержень. Своя точка зрения. Однозначно. Даже если она кому-то не нравится. Это твоя точка зрения, и ты должна ее отстаивать (здесь Марина подчеркивает: важно никогда не отступаться от своих принципов). Не бояться говорить правду. Это одно из моих личных качеств. Я не боюсь сказать правду. Пускай она будет горькая, пускай она будет, возможно, даже где-то неправильная. Могу промолчать, если пойму, что сделаю человеку больно. Тогда промолчу. Но если в моих интересах доказать что-либо – я буду отстаивать.

Жить с тем, что уже не изменить

- Насколько это тяжело принять, что теперь никогда не будет как прежде?

- Сдаваться нельзя! Дети не хотели бы нас видеть в постоянном трауре. Читаешь Библию, Псалтырь – там сказано: не надо плакать, им там плохо от того, что мы плачем. Этим не заставишь себя не плакать, и все равно плачешь. Держишься, стараешься, но все равно… Я постоянно задаю себе такой вопрос: «Если я постоянно буду плакать, ходить в трауре, это же обернется болезнью?». Потом задаю еще один: «Хотел бы сын, чтобы я болела?» «Конечно же нет!» - такими уговорами я себя спасаю, подбадриваю. Прежде всего, у меня идет вопрос на небо, к сыну. Даже сейчас что-то мы делаем, а сама думаю - Ерема за нас бы радовался, что мы это сделали. Вот так.

"Материнская душа переживает, чтобы ему было хорошо"

- Сейчас вы стараетесь вести привычную жизнь и радоваться мелочам – это действительно так или только кажется со стороны?

- Показывать никому сильно не хочется. Никому наше горе не нужно. По сути. Это только мы, мамы, можем между собой поплакать, поговорить, обсудить что нас волнует. Психолог может выслушать. А так, людям, никому это не надо. Живешь, чем-то занимаешься. Я сейчас не работаю, занимаюсь своим состоянием. Хочу сначала прийти в себя, встать на ноги. Окрепнуть морально. А потом уже думать о работе. Кто-то говорит, что надо окунуться в работу и забыться. У меня по-другому. Мы затеяли ремонт, это отвлекает. Поехал в магазин, что-то выбираешь. Час-два, и день проходит.

Вечером накрывает. И очень сильно. Самые тяжелые – вечера и то время, когда ложишься спать. Когда выключается свет, голова на подушке и мысли все там. Все с ним. Он погиб, а моя душа, и так душа любой матери, она переживает также, как будто он живой. У меня прежде всего болит душа – как он там. Хорошо ли, плохо? Как будто он также живет, только в другом мире. Материнская душа переживает, чтобы ему было хорошо. Все делаешь...и в церкви молитвы читаешь, настраиваешься.

Спасают вопросы к сыну

- У вас есть свои способы как справиться с тяжелым душевным состоянием?

- Прежде всего, если мне очень больно и хочется плакать, задаю вопросы сыну. Сама же на них отвечаю. А когда совсем бывает невыносимо, очень невыносимо, бывает такое, я выезжаю одна на гору (Марина здесь говорит про возвышенность в Красноармейском районе – прим. ред.) и просто громко-громко кричу. Часто бываю около воды, считается, что она забирает все плохое. Думаю. Часто смотрю в небо. Больше всего меня спасают вопросы сыну. Это работает лучше всего – для меня.

Иногда утром просыпаешься, аж страшно вспоминать, глаза еще не открыл, в полудреме, и такое чувство, что ничего не случилось. Такое спокойствие на душе. Так хорошо. И потом только, когда глаза на фото сына (снимки находятся рядом с кроватью, - прим. ред.) понимаешь – случилось. Бах, и все меняется в один миг!

"Время не лечит. Учишься жить с тем, что уже не изменить"

- Что или кто мотивирует на то, чтобы двигаться дальше?

- Мотивирует – семья, хочется работать, быть нужной для общества, для себя самой в конце концов. Самая большая мотивация – младший сын. Как бы горько не было бы сказано – жизнь продолжается. Наши дети погибли не для того, чтобы мы вслед за ними уходили. Мы должны жить дальше, жить достойно, правильно, чтобы они сверху смотрели и радовались. Говорят, боль утихает. Не утихает. С ней учишься жить, со временем привыкаешь. Время лечит – неправильное словосочетание. Время не лечит. Учишься жить с тем, что уже не изменить.

Я не могу на одном месте сидеть, круженая, очень эмоциональная. Мне все надо выплеснуть. Но беда меня сломила - в плане физическом, моральном. Подруги зовут в гости чай пить, иногда надо таку-у-у-у-ю силу, чтобы просто себя поднять. Раньше я, как пуля, раз, и к девчонкам. Сейчас - не хочу, не пойду. Порой, заставляешь себя через силу, чтобы пойти, поговорить, отвлечься. Все тяжело сейчас дается, все тяжело. Шаг сделала вперед - пошла. Идешь, свежим воздухом дышишь, и думаешь, как хорошо, что я пошла. Но вот сделать этот шаг, чтобы пойти, он дается тяжело. Почему не хочется идти – я не знаю. Лежу, смотрю кино, мне пишут: «Марина, приходи на чай». И начинается – неохота одеваться, а сама прямо головой не хочешь. Честно. Просто не хочется.

"Раньше я, как пуля, раз, и к девчонкам" 

Бывало такое, что не ходила. Хоть я и знаю, что схожу и не пожалею. И все равно не могу себя заставить. А иногда заставляю себя, одеваюсь и иду. По-разному. Я как качели, то туда, то сюда.

Про общение с другими мамами и женами, потерявших своих мужчин

- Вы сейчас поддерживаете связь с другими мамами, как находите их – социальные сети, группы?

- Кто-то мне написал в «Одноклассниках», кто-то написал под фотографией сына на его страничке, случайностями. Не специально. Потом, когда вышла передача Малахова, мне стали писать еще больше мам, выходить на меня.

- Где нашли в себе силы поддерживать связь с другими родителями?

- Психолог мне очень хорошо помогает, потому что эта боль, которая сейчас сидит после случившегося горя, ее надо куда-то девать. Ее нельзя зарывать в себе. Я прихожу к психологу и все проговариваю, плачу, иногда ругаюсь, выплескиваю все эмоции. А когда выхожу, знаете, у меня как с души какой-то камень. Думала, может перестать ходить. Время проходит, но я чувствую, что надо-надо. Сначала идешь и думаешь, а что я буду говорить, все одно и то же. Приходишь, и все равно что-то выплескивается. Полтора-два часа идет диалог и мне легче от этого.

С младшим сыном 

Обратиться к психологу меня заставила мама. Настояла, и даже сама позвонила в военкомат. И мне предоставили бесплатного психолога. Это государственная помощь, от соцзащиты. После похорон я вообще не понимала… Мне назначили антидепрессанты, они глушат, с ними спокойнее, но ты – зомби. Что воля что неволя. Я понимала, что я не хочу быть зомби, я хочу испытывать эмоции. Пусть это будет боль, слезы, но это эмоции. Таблетки бросила, а слезы, истерики - поначалу они у всех.

Пока не будешь работать с психологом, ты не будешь понимать, что он делает. Раньше я думала, что это бестолковая специальность. Сейчас так не считаю. Но, опять же, горе ничем не загладить, его ничем не излечить, но психологи помогают с этим справиться. Они достают из тебя эту силу, которая помогает тебе с этим справиться. Недавно я захотела пойти в спортзал. Опять же - задаю вопрос сыну…

О планах

- Хотели бы создать какое-то свое сообщество, возможно, оно уже есть?

- Несколько дней назад мы обсуждали предложение сделать свой чат. Мы общаемся, но так, один с другим, другой с третьим. Не вместе. Я хотела создать чат, но побоялась. И так всем больно. И мы каждая со своей болью. Обдумывала, как это сделать правильно. Кто-то, может быть, не хочет, зарылся в себе, и ему это не надо. Потом думала – есть такие вопросы, на которые, например, я не знала ответов. Взять бумажки, психолога, пенсионные удостоверения – с оформлением много бюрократической канители. Сталкиваешься с тем или иным вопросом, ответа на который не добиться.

Поэтому хотела такой чат, чтобы помогать, делиться опытом, поддерживать друг друга, назначать встречи. Некоторые меня поддерживают, говорят, давай, создавай, а некоторые замалчивают. Я ставлю себя на их место. Когда Ерема погиб, я бы точно не хотела, чтобы меня кто-то включал еще в какой-то чат таких же горем убитых мам! И меня это тормозит. Боюсь сделать больнее другим мамам. Пять-шесть человек у нас уже есть, у кого полгода прошло, у кого восемь месяцев. У нас пять будет, мы можем об этом немного говорить, писать. А первый месяц, какой там чат…обдумываю как это сделать. Что-то по типу «Комитета солдатских матерей», но придумать другое название. Тяп-ляп тоже не хочется, надо все обдумать. Реализуется это или нет – я не знаю.

- Встречаетесь с другими родителями в неформальной обстановке?

- Списываемся. Будет теплее, хотим встретиться, прогуляться по набережной, куда-то зайти. Пока холодно. Хотелось бы встретиться где-то на нейтральной территории, дома не хочу. Опять же, фото сына везде. Надо встречаться так, чтобы немного уходить, отвлекаться. Когда на нейтральной территории, и разговоры другие. Мы должны встречаться, чтобы не вспоминать эту боль, а уходить от нее.

«Значит, так должно быть»

- Как решились на то, чтобы поехать на передачу Малахова?

- Мне, когда позвонили, я отказалась. Сразу. Потом созвонилась с мамой, с близкими. И меня переубедили. Говорили: «Марина, страна должна знать своих героев, не всем приходит приглашение, не каждому. Он совершил подвиг, о нем узнали. Зачем это скрывать?». Опять же, я тяжело переживала боль после передачи, заново все разворотили. Но справилась, согласилась. И я не жалею. «Значит, так должно быть» - это слова моего сына. Когда он рвался второй раз после ранения назад, я не могла ему сказать «а вдруг убьют». Я сказала «а вдруг что…». Он мне ответил: «Значит, так должно быть». И сейчас, когда что-то происходит, что бы ни случилось, я постоянно говорю такие слова – значит, так должно быть.

- Хотели бы, чтобы дополнительную помощь оказывало государство - объединяло мам, организовывало встречи, мероприятия, привлекало психолога? Насколько она нужна?

- В такой ситуацию психолог необходим! Обязательно. Вот только узнали в военкомате или в части, родители только узнали, и все, должен сразу быть подключен психолог. Когда такое горе случается, мы можем и не понимать, что нам надо. Понимаете? Я не понимала, что мне нужен психолог, я считала, какой психолог, мне ничего не поможет – я сына потеряла, какой психолог, о чем вы говорите — вот такая я была. И меня бесило, когда мама заставляла обратиться к психологу. Тут должен начать работать грамотный специалист. Насколько я знаю, другие мамы за такой помощью не обращались. Хоть я и многим говорила: обратитесь. Заставить невозможно. Помощь нужна на самых первых этапах.

Есть комитет ветеранов, комитет солдатских матерей, должны быть не то, что встречи, а может быть и встречи…Только не такие пафосные, как это был концерт 31 января. Объединиться сейчас нам очень тяжело – кто-то нас не знает, кто-то понаслышке. Если это будет, все мы будем связаны между собой – почему нет? Но для «галочки» - не надо. Чисто психологическая помощь, человеческая, моральная - должна быть.

Думаю, только мы можем это создать, кто в этом аду находится. Простые люди, простой человек со стороны, он не сможет это сделать правильно в отношении нас. Люди, которые это не прошли, они никогда нас не поймут. Никогда. Мы по-другому стали смотреть на жизнь. Считаю, что никакая администрация это не сделает, мы сами должны объединиться и все. Либо там должен быть такой же человек, который прошел через это. Прежде всего, это должно исходить от нас самих, не от государства.

Про добро и веру

- После случившегося в семье вы теперь другой человек?

- Конечно, поменялась, полностью мировоззрение изменилось. Я всегда верила в бога. Сейчас я стала к этому ближе. Какая-то доброта во мне проснулась. Настолько хочется жить честнее, правильнее, добрее. По-другому. Прямо по-другому. Когда Ерема погиб, мне было важно, как он там, как его душа. Хочется помогать. Ту же сумку бабушке…раньше я могла пройти мимо, сейчас через дорогу хочется помочь перевести, сумку донести. Раньше мы могли ругаться с мужем. Сейчас я больше молчу.

И, конечно, я за справедливость, хоть добро и справедливость рядом не стоят. Справедливость - прежде всего. Например, я не смогла промолчать по поводу концерта. Во мне засело чувство неуважения к себе, несправедливости! Я настолько кипела, что не нужно было ни цветов, которые предлагали потом по телефону, ни извинений. Хочется, чтобы вы поняли, что это неправильно, что так нельзя делать! Опять же – это чувство справедливости. Мне за всех мам, жен стало обидно, так не должно быть. Но объяснить мне не получилось, и после извинений я еще хуже вскипела, пришлось срочно записаться к психологу. Не могла себя никуда деть. Вся ситуация была во мне: в голове, в душе. Сильно задело.

- Какие советы можете дать другим родителям, потерявшим своих детей, женам - мужей?

- Всем прежде всего соболезнования… Чтобы была вера у каждой жены, мамы, что мальчишки погибли не просто так. Мы должны в это верить, мы не должны в этом сомневаться, что мальчишки погибли за светлое мирное будущее. Они настоящие мужчины. Мы должны гордиться ими! Нельзя давать сомнение, что это просто так. Это не просто так. Мы не имеем права сомневаться, это по отношению к ним, как минимум, правильно. Мы должны быть сильными, такими же сильными как наши мальчишки, такими же как мы их воспитали. Падать духом нельзя. Мне кажется, любая мама, как и я, задает вопрос сыну, сама на него отвечает. Мне кажется, все мы одинаковые. Жить дальше надо, стараться радоваться жизни. …Сама говорю, и не верю в то, что говорю. Но тем не менее, заставляю себя это говорить и себе это внушаю. Заставляю себя жить дальше.

В конце интервью Марина призналась, что в этих строчках ее душа.

…Сейчас трубку положу, поплачу, конечно. Все нормально…

Марина Данилина, 41 год, по образованию референт делопроизводства

Новости на Блoкнoт-Волгоград