Сергей Калашников: «Нынешняя реформа системы образования вредит национальным интересам страны»

Обновления в системе образования происходят так быстро, что порой самим школьникам подстроиться под них гораздо легче, чем педагогам

   Сегодня волгоградские ученые и преподаватели, вслед за своими российскими коллегами, пытаются подстроиться под активные изменения в сфере образования. Постоянные корректировки школьной программы, повсеместное внедрение гаджетов в образовательный процесс, новые требования и методические программы ставят преподавателей в тупик. Кому это нужно и к чему это приведет? «Блокнот Волгоград» попытался хоть немного разобраться в ситуации. Сегодня герой рубрики «Лица города» - Сергей Калашников, кандидат филологических наук, доцент ВолГУ.

    - Сергей Борисович, сейчас многие родители школьников, да и сами школьники, жалуются на то, что программа по литературе не соответствует тому списку обязательных к прочтению произведений, которые требуют вузы от первокурсников. Это действительно так?

 -  Ну, начнем с того, что требования школьной программы по литературе и программы вузовской отличались всегда. Школьная была рассчитана на освоение меньшего объема произведений, чем вузовская программа, например, по филологии. Разница не столько в программах, сколько в способах ее освоения и глубине понимания предлагаемых произведений. А это уже вопрос наличия квалифицированных учителей-словесников, выпускаемых нашими педагогическими вузами. И вопрос этот очень болезненный: за последние 3 года проведения реформы образования количество педагогических вузов по стране сократилось ровно в 5 раз: было 150, а стало — 33.

   А если учесть, что специалитеты (5 лет обучения) практически везде заменены бакалавриатом, т.е. четырехгодичной формой обучения, то не только количество, но и качество выпускников-словесников оставляет желать лучшего. Бюджетные места на эти специальности год от года сокращаются. Равно как и сокращается общее количество часов, выделяемых по новым образовательным стандартам на освоение базовых литературных курсов. Для сравнения: когда я был студентом в первой половине 90-х гг прошлого века, объем специальных теоретико-литературных и историко-литературных курсов был вдвое больше, чем сейчас. При этом заметим, что лишь единицы моих сокурсников связали свою дальнейшую жизнь с преподаванием в вузе или работой в школе. Та же тенденция наблюдается и сейчас: мало кто из выпускников идет работать по специальности учителя-словесника. Посмотрите на возрастной состав нынешних учителей русского языка и литературы: их средний возраст по школам, гимназиям и лицеям Волгограда составляет 50-60 лет. Социальный престиж данной профессии и профессии учителя в целом никак не поддерживается — ни на региональном, ни на общегосударственном уровне. В результате — колоссальный разрыв между школьным преподаванием литературы и вузовскими требованиями. Нет преемственности поколений, а школьная система преподавания не «вооружена» современными методами анализа произведений, разработкой которых занимаются специалисты высшей школы.

   - На чем сейчас основывается выборка произведений для прочтения в школах? Список сегодняшних произведений для школьников уже сильно отличается от того, что читали их родители?

 - Да, отличается: он — богаче! Родители нынешних старшеклассников не изучали в советской школе произведения возвращенной литературы или литературы русского зарубежья, а их дети — изучают! Нынешние программы по литературе по своему содержательному наполнению очень хороши: это около 300 произведений отечественной и зарубежной классики. И выбор их разнообразен и в то же время сбалансирован.

   - Как Вы считаете, что должно составлять костяк школьных произведений по литературе, независимо от времени, политической обстановки  в стране, разнообразных мнений всех, кто причастен к системе образования? Что должно оставаться неизменным для изучения?

  - Безусловно, произведения русской классической литературы, т.е. весь XIX век: Грибоедов, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Гончаров, Тургенев, Островский, Толстой, Достоевский, Чехов. Конечно же, из литературы первой половины XX столетия — Горький, («На дне» и «Несвоевременные мысли»), Бунин, Куприн, Булгаков, Шолохов (каким бы спорным ни был вопрос об авторстве текста), поэзия Серебряного века. Костяк сформирован, и  надо сказать, еще во второй половине XIX века, а также советской системой образования. И наша задача — сохранить его!

   - А что можно изменять? Существует ли в литературе такое понятие, как «актуальность преподавания»? Можем ли мы говорить, что вот эти произведения нужны и сегодняшним школьникам, и нужны были их родителям, бабушкам? А какие-то не актуальны для современных подростков?

 - Актуальность преподавания — это скорее вопрос не того, что преподавать, а вопрос — как преподавать, какие акценты расставлять. Можно и сказку «Колобок» так проинтерпретировать, что современные школьники просто ахнут: в духе современных космогонических теорий. И это, опять-таки, вопрос подготовки квалифицированных специалистов и возможности самосовершенствования уже работающих учителей. С подбором литературных произведений у нас как раз в порядке, а вот с организацией самого процесса преподавания сложности есть — и очень большие. Я не достаточно осведомлен в числовых оценках проводившихся в последние десятилетия реформ образования, но мне кажется, они не только не достигают декларированных целей, но и не приносят существенной выгоды нашему государству. Боюсь, что проведение самих реформ стоит больше, чем стоило дореформенное образование.

   Кроме того, учителям сейчас просто не дают возможности ответственно относиться к своей работе, равно как и преподавателям вузов. Такого огромного количества всяких нормативных актов и документов, форм для обязательного заполнения и учебно-методическим комплексов в истории отечественного образования никогда не было. Жизнеспособность нашей современной системы образования определяется не качеством выпускаемых специалистов и глубиной рассмотрения материала программы, а своевременностью заполнения различных рейтингов и показателей, которые в 50% случаев не отражают истинного положения дел в сфере образования. Половина из них никак не характеризует качество получаемого образования. Мы пришли к парадоксальной ситуации, когда система образования существует не для того, чтобы образовывать, а для того, чтобы постоянно себя тестировать и самообследовать. Вот это и нужно изменять!

   - Наверное, можно много говорить о выборе литературы, но, к сожалению, для самих школьников этот вопрос не так уж и важен, потому как они сегодня читать не любят, не хотят и,  главное — не понимают зачем? Можно же прочитать краткое содержание. В итоге мы имеем 16-летних старшеклассников, которые не читали ни Пушкина, ни Толстого, ни Достоевского. Не читающее поколение — это же катастрофа!

 - По статистике, постоянных читателей, т.е. тех, кто испытывает потребность в чтении, и 20, и 30, и 40 лет назад было примерно одинаковое количество — 8-10%. Вообще, самостоятельно мыслящих людей всего восемь — десять процентов, остальные кидаются туда, куда им скажут по телевизору или в интернете. Другое дело, что литературу можно сделать интересной — не для всех, не сразу: это процесс накопительный. И во многом этот интерес зависит от учителя или преподавателя. Увлечь можно только своим примером и любовью к тому, что делаешь. Впрочем, как и везде: если у учителя нет любви, то это не учитель, если у врача нет любви — это не врач. 

     - Сегодня многие родители малышей не хотят «заморачиваться» с чтением сказок на ночь. Не говоря уже об обсуждении прочитанного. Зачем такие сложности, если можно просто включить ребёнку планшет, он посмотрит 10 серий «Миньёнов» или «Свинки Пеппа» — и на 11-ой серии уже сам уснёт, а пока он занят экранными непонятными персонажами, можно заняться своими делами. Вот результат этого потом какой?

   - Первоначальная потребность в регулярном чтении, конечно, формируется в семье. Если ребенок видит по вечерам отца или мать с книгой в руках, если ребенку каждый день хотя бы по 10-15 минут перед сном читают вслух, то практика показывает, что в 90% случаев ребенок этот тоже вырастет читающим, нуждающимся в литературе. Так что формирование навыков чтения — это не только задача школы или уж тем более вуза, а в первую очередь — семьи. И ответственность за отсутствие этого навыка у ребенка должны нести в одинаковой мере и родители — не во всем виновата только школа.

    - Сергей Борисович, Вы как преподаватель уже можете сравнить два-три поколения студентов и абитуриентов. Последнее поколение — это уже дети, выросшие на гаджетах. Они отличаются от предыдущих?

   - Мне очень повезло с работой: за истекшие 20 лет я не только в ней не разочаровался, но и полюбил еще больше. До сих пор считаю этот выбор самым правильным в своей жизни. Собственно, когда-то я пошел на «Филологию» не потому, что хотел стать учителем школы или преподавателем вуза, а потому что мне нравилось читать книги и обсуждать их. И мне кажется, что эта любовь со временем только усилилась. А повезло с работой потому, что о книгах, если иметь в виду вузовскую аудиторию, приходится говорить с молодыми людьми, которые сделали более или менее, но сознательный выбор в пользу «Филологии» или «Журналистики». Одно только то, что они поступили на эти специальности, дает им, в некотором смысле, элитарный статус, потому что способность эффективно воспринимать сложные тексты, читать сложную литературу вскоре станет элитарной привилегией, доступной только особой касте людей. Идея эта не нова: еще Умберто Эко в романе “Имя розы” предлагал пускать в библиотеку только тех, кто умеет и готов воспринимать сложные знания. А все остальные будут в состоянии читать лишь вывески да интернет.

Причем, самое поразительное за все годы работы - это первокурсники! Они с горящими глазами читают все, о чем ты упомянешь даже вскользь, и постоянно готовы прочитанное обсуждать. Правда, к четвертому курсу многие «тускнеют»: «горящими» остаются лишь те 8-10%, о которых я уже говорил.

   Со школьниками ситуация несколько иная. Для многих изучение русского языка и литературы (особенно после введения декабрьского «зачетного» сочинения) — это задача исключительно прагматическая. Они нацелены не на глубину освоения, а на конечную результативность. И осуждать их за это нельзя, поскольку дети поставлены в жесткие рамки ЕГЭ, который, безусловно, стандартизирует выпускников и не предполагает возможности подходить к анализу произведений творчески. Хотя за многие годы работы со школьниками старших классов я убеждаюсь все в той же закономерности: 8-10% хотят знать и читать больше не потому, что этого требует формат экзамена, а потому что им это действительно интересно. И единожды ощутив эту сложность литературного восприятия мира, они потом оказываются уже не в состоянии мыслить проще и примитивнее. Причем, они сами получают от этого колоссальное удовольствие: еще бы — ведь это очень повышает их самооценку!

   Но и те, и другие отличаются от предыдущих поколений абитуриентов и студентов тем, что могут использовать свои гаджеты прямо на занятиях, причем исключительно в образовательных целях. Вы не представляете себе, как это удобно: заходишь в аудиторию и объявляешь тему: «Сегодня у нас ода М.В. Ломоносова «На день восшествия Елизаветы Петровны на престол» 1747 года. Открываем тексты!» И тут же все лезут в телефоны и планшеты, открывают сайт Пушкинского дома (Институт русской литературы) и читают текст в отличнейшем академическом оцифрованном издании. Понимаете, любой литературный источник моментально можно открыть, держать параллельно перед глазами несколько текстов и сопоставлять их — это просто невозможная раньше роскошь! Любой словарь или любая энциклопедия тут же, под рукой! Это невероятно удобно и позволяет «прокачивать» за занятие огромное количество информации! Тут же через социальные сети можно выдать задание! Так что все зависит от того, в чьих руках находится гаджет, - и это человеческие руки. Сами по себе технологические новации не хороши и не плохи, степень их значимости и цель использования определяет тот, кому они принадлежат.

  -  Недавно мы писали об образовательном форуме «Образование — 2030», завершившемся в Москве. На международном съезде специалисты образования решали, какой будет школа через 15-20 лет. В итоге, то, что они «нарешали», кажется чем-то фантастическим и не вполне правильным, когда речь идёт о детях: повсеместное внедрение гаджетов в процесс обучения, которые вытесняют учебники, программ автоподбора слов и предложений, которые избавляют ребёнка от необходимости рассуждать и формулировать свои мысли, использование медицинских препаратов для повышения мозговой активности учащихся. Мы действительно к этому придём через 15 лет?

  - Нельзя со стопроцентной уверенностью сказать, что мы придем именно к такой тотальной и насильственной вовлеченности в процесс информатизации образования. Это всего лишь тренды, т.е. актуальные направления, обозначенные для привлечения инвесторов. Но настораживает то, что инвесторы заинтересованы в получении прибыли, и поэтому образование может стать для нас «пожизненным» бизнес-проектом. Практически ни для кого не секрет, что принудительное размещение публикаций в системе «Научной электронной библиотеки eLIBRARY.RU", а также  РИНЦ (Российский индекс научного цитирования), обязательный для преподавателей вузов (иначе с тобой просто не продлят контракт), - не что иное, как коммерческий проект, ежегодно приносящий многомиллиардные прибыли своему владельцу — Алексу Шусторовичу, который фактически полностью монополизировал рынок научных журналов в России. И проект этот начинался как раз 20 лет назад как актуальный тренд. Если сейчас наиболее коммерциализирована высшая наука, то подобная участь в ближайшее время, боюсь, постигнет и школьное образование.

         Совершенно очевидно, что заменять, например, в начальной школе прописи на планшеты почти преступление: разработка моторики руки в этом возрасте напрямую связана с развитием отдельных областей головного мозга. Если они не «активизируются» в возрасте 7-9 лет, то потом наступает их полная атрофия. И уже никакие таблетки, никакие пищевые добавки, никакие диеты не будут способны остановить деградацию мозга.

Опять же, все зависит оттого, кто принимает решение об обязательном внедрении подобных программ в систему образования. Настороженность есть — и очень большая! То, что 15-20 лет назад казалось всего лишь возможным и даже маловероятным вектором в развитии системы образования, сегодня стало магистральным направлением: тотальное внедрение систем тестового контроля и оценки знаний абсолютно во всех — и естественно-научных, и гуманитарных — дисциплинах. Студенты-филологи, например, к сдаче госэкзамена в большинстве своем так и не научаются внятно и связно говорить, потому что все 8 сессий сдают модульные и итоговые экзамены только в письменной форме. Они боятся аудитории и зачастую испытывают панический ужас просто от самой необходимости публичного говорения.

   - Почему важным оказывается именно гуманитарное образование?

   - Потому что оно учит дифференцировать понятия, отличать оттенки и нюансы значений, сопоставлять и делать выводы. Математика этого не даст: там «метод подставления» готовых величин действует, а это развитие совсем иного навыка — комбинаторики мышления. Самое главное в гуманитарном образовании — оно учит относиться к человеку именно как к человеку: не как к цифре, не как к формуле или варьируемой величине, а именно как к человеку. Это в математике дважды два — четыре, и никак иначе, а в гуманитаристике дважды два — это пять! Да, развитие естественно-научных дисциплин, в частности информатики, так сильно вторгающейся сейчас в процесс образования, процесс уже необратимый и неизбежный, но кнопку на компьютере, станке, в машине и даже на пусковом пульте ракет нажимает человек. И оттого, каким он будет, последствия этого нажатия могут быть очень разными.

Кстати, заметьте, что последние 3 министра образования, т.е. те люди, которые инициировали реформу этого социального сегмента и те, которые ее продолжают, - люди вовсе не гуманитарного мышления: В.М. Филиппов, А.А. Фурсенко и Д.В. Ливанов — доктора физико-математических наук, т.е. понимают исключительно язык цифр и таблиц. Да, они, возможно, решают какие-то тактические задачи, но стратегические направления развития сферы образования они в расчет не принимают. И здесь впору всерьез задуматься: на стратегическом уровне нынешняя реформа системы образования не только не преследует каких-либо национальных интересов, но и самым очевидным образом вредит им, т.е. сознательно предпринимаются такие меры и действия, которые в перспективе 15-20 лет напрямую вредят национальным интересам России.

 

Досье. Калашников Сергей Борисович. Родился в 1973 году в семье военнослужащего. В 1991 году поступил на филологический факультет Волгоградского государственного университета. С 2007 по настоящее время - преподаватель дисциплин по русскому языку и литературе, кандидат филологических наук, доцент кафедры журналистики и медиакоммуникаций ВолГУ. Организатор просветительского проекта "ЛИТЕРА-TERRA"в Областной библиотеке им. М. Горького.

 

 

Новости на Блoкнoт-Волгоград